1. Introduction
Poetry has generally been treated as a most elusive form of literary expression and rewriting it, as in the act of translation, may be safely said to be just as elusive. As the Greek poet D. P. Papaditsas puts it in one of his essays, ‘A poet is he who talks like an infant, that is, incomprehensibly, for those who have forgotten their original, their most real language’ (1989: 26). 1 In this article I will argue that, by reflecting on what motivates language patterns in poetry and closely examining the linguistic properties of the two languages involved in a translation venture, we can record this ‘incomprehensibility’ in the translated text, too.
1. ВведениеПоэзия, как правило, рассматривается как наиболее неуловимая форма литературного выражения и переписывание ее, как и в акте перевода, можно смело сказать, прозрачна. Как пишет греческий поэт Д. П. Пападицас в одном из своих эссе, " поэт разве тот, кто говорит, как маленький ребенок, то есть непонятно, для тех, кто забыл свой оригинальный, самый настоящий язык” (1989: 26). В этой статье я буду утверждать, что, размышляя о том, что мотивирует языковые шаблоны в поэзии и пристальное изучение лингвистических свойств двух вовлеченных языков в переводческом предприятии мы можем записать эту "непостижимость" и в переведенном тексте. В более конкретных терминах я попытаюсь показать, что лежит в основе конкретных языковых форм в поэтическом выражении и, более конкретно, порядок слов также может быть положен в основу вариантов целевого языка, таким образом разрешая конфликт между верностью исходному тексту и целевой грамматичностью текста, когда такой конфликт существует. Перевод– процесс принятия решений может быть формализован путем принятия лингвистической структуры оптимальности, которая, как я предложу ниже, может быть особенно полезным инструментом в руках переводчика-ученого.
2. Spatiotemporal considerations
If the ‘real’, the original language spoken by poets and infants alone has slipped into oblivion, as suggested in the Papaditsas statement above, then the search for this language may be resistance to oblivion, non-lethe4 in Nikolaides’s terms, for poetry is an antidote to death’ (1987: 123) and ‘poets never lie in their verse’ (ibid. 122). As Nikolaides again puts it, rather expressionistically, ‘. . . poetry may actually burrow into the burning bowels of language, where metals and structures melt, but in shocking a language through its expression, it shocks it creatively’ (ibid. 111). This non-oblivion may, in turn, be reflected in the way the poem assumes its somatic presence, unveiling itself as it does so, RParker_04_Final.indd 86 Parker_04_Final.indd 86 4/13/2010 4:32:03 PM /13/2010 4:32:03 PM An Approach to the Translation of Poetry 87 that is in the way it extends through space – and time (see also Calfoglou 2000, 2004).
2. Пространственно-временные аспекты
Если "реальный", оригинальный язык, на котором говорят только поэты и маленькие дети, соскользнул в забвение, как было предложено в заявлении Пападицаса выше, потом поиск для этого языка может быть представлен как сопротивление забвению, нелетальное в термине Николаидиса, ибо поэзия-это противоядие от смерти (1987: 123) и " поэты никогда не лгут в своих стихах” (там же. 122). Как снова выразился Николаидес, довольно экспрессионистически, ". . . поэзия может на самом деле зарыться в пылающие недра языка, где металлы и структуры плавятся, но в шокирующем языке через его выражение, она потрясает его творчески'' (там же. 111). Это небытие, в свою очередь, может быть отражено в том, как поэма принимает свое соматическое присутствие, раскрывая себя при этом, то есть в том, как она распространяется через пространство и время (см. 2000, 2004).
3. Word order and the ‘incrementally apocalyptic’
Let us now consider the specific ways in which this verbal action, this rhematicity is expressed linguistically. In what follows I will be focusing on relative verb-subject position, the most apocalyptic of the incrementally apocalyptic that constitutes the essence of all this talk, as well as noun-adjective sequencing, though the concept could also embrace other structures, like genitive modification, for instance. Papaditsas refers to the poem as ‘a flash of lightning, which instantly and instantaneously makes the trees of the “dark forest” stand out one by one’ (1989: 23) but on a micro-language level the instantaneous becomes gradual. This gradual unravelling of the poem’s thread is, I believe, best to be seen in postverbal subject sequences which often denote appearance, or a coming into existence, and more often than not involve a RParker_04_Final.indd 88 Parker_04_Final.indd 88 4/13/2010 4:32:03 PM /13/2010 4:32:03 PM. An Approach to the Translation of Poetry 89 clause-initial adverbial, locating the origins of what follows in the sequence. Consider the examples:
(1) Κι από τις πορφυρές ραγισματιές
V S
πετιούνται χίλια ουράνια τόξα
(ki apo tis porfi res rajizmatjes
petjunte-3rdperson.pl.intr. xilja-neut.nom.10 pl. urania-neut.nom.pl. toksaneut.nom.pl.)
And from the scarlet fractures
(there) spring a thousand rainbows
(Papaditsas, 3 e Well with the Lyres, 1997: 15)11
3. Порядок слов и постепенно апокалиптический
Рассмотрим теперь специфические способы, которыми это словесное действие, эта рематичность выражается лингвистически. В дальнейшем я сосредоточусь на относительной глагол-субъектной позиции, самая апокалиптическая из постепенно апокалиптических это составляет суть всего данного разговора, а также последовательность существительных-прилагательных, хотя понятие может также охватывать другие структуры, например, такие как модификация родительного падежа. Пападицас ссылается на поэму как на " вспышку молнии, которая мгновенно и мгновенно заставляет деревья “темного леса” выделяться один за другим (1989: 23), но на микроуровне язык мгновенно становится постепенным. Это постепенное распутывание нити поэмы, Я считаю, лучше всего видно в постгвербальных (постглагольных) предметных последовательностях, которые часто обозначают появление, или возникновение, и чаще всего вовлекает в себя предложение-начальное наречие, определяющее происхождение того, что следует в последовательности.
Рассмотрим примеры:
(1) Κι από τισ πορφυρές ραγισματιές
V S
πετιούνται χίλια ουράνια τόξα
(ki apo tis porfi res rajizmatjes
petjunte-3rdperson.ЛП.интр. xilja-неут.номинальный.10 pl. urania-neut.nom.pl. toksaneut.nom.pl.)
4. An ‘optimality’ translation framework
In the fourth section of this chapter, I would like to introduce a framework that could smoothly accommodate interlanguage differences with regard to the sequences discussed above and facilitate translation decision-making processes. The overarching idea is that these sequences are motivated by para meters which go beyond the syntactic form of a specific language. The framework I will be talking about largely draws on Optimality Theory (e.g. Archangeli 1997, Kager 1999, McCarthy 2008, Prince and Smolensky 1993, 2004), a linguistic theory which seeks to explain universality and variance in the natural languages of the world by postulating a rich base, allowing the generation of deviant outputs to be subsequently evaluated by means of a set of constraints. The theory originated so as to capture purely linguistic facts, most saliently in the area of phonology, and to create a universal grammar possessing explanatory adequacy. Yet, it appears to me, that, as I will attempt to show below, it can be of particular relevance to the process of translating, in the sense that the rich base along with the generally rich output could accommodate the richly varied source language phenomena as well as the possibility of multiple target text outputs.
4. Структура перевода "оптимальности"
В четвертом разделе этой главы, я хотел бы представить рамки, которые могли бы слаженно учитывать межязыковые различия в отношении последовательности, рассмотренные выше, и облегчать принятие решений о процессе перевода. Общая идея заключается в том, что эти последовательности мотивированы параметрами, которые выходят за рамки синтаксической формы конкретного языка. Структура, о которых я буду говорить, в значительной степени опирается на теорию оптимальности (например, Архангели 1997, Кагер 1999, Маккарти 2008, князь и Смоленский 1993, 2004), лингвистическая теория, которая стремится объяснить универсальность и дисперсию в естественных языках мира, постулируя богатую базу, позволяющую впоследствии оценивать генерацию отклоняющихся результатов с помощью набора ограничений. Теория возникла для того, чтобы охватить чисто лингвистические факты, наиболее заметно в области фонологии, и создать универсальную грамматику, обладающую объяснительной адекватностью. Тем не менее, мне кажется, что, как я попытаюсь показать ниже, это может иметь особое значение для процесса перевода в том смысле, что богатая база наряду с в целом богатым выводом может вместить богатое разнообразие явлений исходного языка, а также возможность нескольких целевых текстовых выходов.
5. Implementing the framework
So, let us see how this framework is implemented in the case of the sequences discussed earlier. Consider the line: (11) V S
στο σώμα σου βαθαίνει μια κλειστή πληγή
(sto soma su vatheni-3rd person sing.intr. mja-fem.nom.sing.indef. klisti-
fem.nom.sing. pliji-fem.nom.sing.)
in-the body-your deepens one old wound
(Nikolaides, Trial and Pyre, 1991: 14)
There seem to be three options in translating this line into English: a faithful
postverbal subject sequence (11a), a partially faithful postverbal subject structure with a ‘dummy’ ‘there’ filler in preverbal subject position (11b) and an
unmarked preverbal subject one (11c):
(11a) in your body deepens an old wound
(11b) in your body there deepens an old wound
(11c) an old wound deepens in your body.
5. Осуществление рамок
Итак, давайте посмотрим, как эта структура реализуется в случае последовательностей обсуждавшийся ранее. Рассмотрим линию:
(11) V S
στο σώμα σου βαθαίνει μια κλειστή πληγή
(sto soma su vatheni-3-го лица поют.интр. мья-фем.номинальный.петь.indef. клисти- МКЭ.номинальный.петь. плиджи-фем.номинальный.петь.)
в твоем теле углубляется одна старая рана.
(Nikolaidis, Trial and Pyre, 1991: 14)
Существует три варианта перевода этой строки на английский язык: постглагольной последовательность теме (11а), частично верный постглагольной предметная структура с ‘манекен’ нет’ наполнитель в субъектной позиции довербальной (11б) и без опознавательных знаков невербального общения предмет один (11С):
(11а) в твоем теле углубляется старая рана.
(11b) в твоем теле углубляется старая рана.
(11c) cтарая рана углубляется в вашем теле.
6. Conclusion
Suppose that, as I attempted to show above, verb-subject in poetry involves little, if any, given, presupposed knowledge in information distribution terms, as well as that, in a similar vein, this is also the case with postnominal adjectives. These sequences could then be argued to be closer to the zero point of language, allowing, in Hölderlin’s words, freedom to ‘spring like flowers’ (based on Gadamer 1999). In experiential iconicity terms, they could be said to relate to that pre-symbolic stage where, in Simone’s (1995: 158) words, ‘sentence space and perceptual space have the same structure’. In the poet’s terms, ‘poetry is the most authentic language, the language of infancy, where the object, its expression, its name, its description, its sound, its monumental retrieval are all one’ (Papaditsas 1989: 26). It may be in this sense that the ‘poem-opening’ iconically represents and, perhaps, also forms the real movement of thought.
6. Вывод
Предположим, что, как я пытался показать выше, глагол-субъект в поэзии предполагает мало, если таковые имеются, данных, предполагаемых знаний в условиях распространения информации, как и то, что в аналогичном ключе это также относится и к постноминальным прилагательным. Затем можно утверждать, что эти последовательности ближе к нулевой точке язык, позволяющий, по словам Гельдерлина, свободе "распускаться, как цветы" (на основе на Гадамер 1999). В терминах эмпирической иконописи можно сказать, что они связаны для этого предварительно символической стадии, Симон (1995: 158) слова, ‘приговор пространство и пространство восприятия имеют одну и ту же структуру". Говоря словами поэта, " поэзия- это самый аутентичный язык, язык младенчества, где объект, его выражение, его название, его описание, его звучание, его монументальный поиск все едино’ (Papaditsas 1989: 26). Может быть, в этом смысле " открытие поэмы’ иконописно представляет и, возможно, формирует реальное движение мысли.
