Гориславличи сѣяшется и растяшеть усобицами; погибашеть жизнь Даждь-Божа внука, въ Княжихъ крамолахъ вѣци человѣкомь скратишась. Тогда по Руской земли рѣтко ратаевѣ кикахуть: нъ часто врани граяхуть, трупïа себѣ дѣляче; а галици свою рѣчь говоряхуть, хотять полетѣти на уедiе. То было въ ты рати, и въ ты плъкы; а сице и рати не слышано: съ заранïя до вечера, съ вечера до свѣта летятъ стрѣлы каленыя; гримлютъ сабли о шеломы; трещатъ копïя харалужныя, въ полѣ незнаемѣ среди земли Половецкыи. Чръна земля подъ копыты, костьми была посѣяна, а кръвïю польяна; тугою взыдоша по Руской земли. Что ми шюмить, что ми звенить давечя рано предъ зорями? Игорь плъкы заворочаетъ; жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишяся день, бишася другый: третьяго дни къ полуднïю падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезѣ быстрой Каялы. Ту кроваваго вина недоста; ту пиръ докончаша храбрiи Русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить трава жалощами, а древо стугою къ земли преклонилось. Уже бо, братiе, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала обида въ силахъ Дажь-Божа внука. Вступилъ дѣвою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синѣмъ море у Дону плещучи, убуди жирня времена. Усобица Княземъ на поганыя погыбе, рекоста бо братъ брату: се мое, а то моеже; и начяша Князи про малое, се великое млъвити, а сами на себѣ крамолу ковати: а поганiи съ всѣхъ странъ прихождаху съ побѣдами на землю Рускую.
О! далече зайде соколъ, птиць бья къ морю: а Игорева храбраго плъку не крѣсити. За нимъ кликну Карна и Жля по скочи по Руской земли, смагу мычючи въ пламянѣ розѣ. Жены Рускïя въсплакашась аркучи: уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслïю смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати. А въстона бо, братïе, Кïевъ тугою, а Черниговъ напастьми; тоска разлïяся по Руской земли; печаль жирна тече средь земли Рускый; а Князи сами на себе крамолу коваху; а поганïи сами побѣдами нарищюще на Рускую землю, емляху дань по бѣлѣ отъ двора.
2. Лексика
Старославянские
Древнерусские
Гориславличи сѣяшется и растяшеть усобицами; погибашеть жизнь Даждь-Божа внука, въ Княжихъ крамолахъ вѣци человѣкомь скратишась. Тогда по Руской земли рѣтко ратаевѣ кикахуть: нъ часто врани граяхуть, трупïа себѣ дѣляче; а галици свою рѣчь говоряхуть, хотять полетѣти на уедiе. То было въ ты рати, и въ ты плъкы; а сице и рати не слышано: съ заранïя до вечера, съ вечера до свѣта летятъ стрѣлы каленыя; гримлютъ сабли о шеломы; трещатъ копïя харалужныя, въ полѣ незнаемѣ среди земли Половецкыи. Чръна земля подъ копыты, костьми была посѣяна, а кръвïю польяна; тугою взыдоша по Руской земли. Что ми шюмить, что ми звенить давечя рано предъ зорями? Игорь плъкы заворочаетъ; жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишяся день, бишася другый: третьяго дни къ полуднïю падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезѣ быстрой Каялы. Ту кроваваго вина недоста; ту пиръ докончаша храбрiи Русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить трава жалощами, а древо стугою къ земли преклонилось. Уже бо, братiе, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала обида въ силахъ Дажь-Божа внука. Вступилъ дѣвою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синѣмъ море у Дону плещучи, убуди жирня времена. Усобица Княземъ на поганыя погыбе, рекоста бо братъ брату: се мое, а то моеже; и начяша Князи про малое, се великое млъвити, а сами на себѣ крамолу ковати: а поганiи съ всѣхъ странъ прихождаху съ побѣдами на землю Рускую.
О! далече зайде соколъ, птиць бья къ морю: а Игорева храбраго плъку не крѣсити. За нимъ кликну Карна и Жля по скочи по Руской земли, смагу мычючи въ пламянѣ розѣ. Жены Рускïя въсплакашась аркучи: уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслïю смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати.
3. Перевод.
Тогда при Олеге Гориславиче засевалось и прорастало усобицами; погибала жизнь Даждь-Божьего внука, в Княжеских крамолах сокращались жизни человеческие. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали: но часто вороны граяли, трупы между собою деля; а галки свою речь говорили, желая полететь на поживу! То было в те рати, и в те полки; а такой и рати не слыхано: с раннего утра до вечера, с вечера до света летят стрелы калёные; гремят сабли о шлемы; трещат копья булатные, в поле незнаемом среди земли Половецкой. Черная земля под копытами, костьми была посеяна, а кровью полита; тугою (горем, бедой) взошли по Русской земле. Что мне шумит, что мне звенит рано перед зорями? Игорь полки заворачивает; ведь жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой: третьего дня к полудню пали стяги Игоревы! Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы. Тут кровавого вина недостало; тут пир закончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава жалостью, а дерево с тоской к земле приклонилось. Уже ведь, братья, невесёлое время настало, уже пустыня войско прикрыла. Встала обида в войсках Дажь-Божьего внука. Вступила девой на землю Троянову, восплескала лебедиными крылами на синем море у Дона плескаясь, забрала времена обилия. Усобица Князей с погаными погибла, ибо сказал брат брату: это моё, и то моё же; и начали Князья про малое, это великое молвить, а сами на себя крамолу ковать: а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую.
О, далеко залетел сокол, птиц избивая к морю: а Игорева храброго войска не воскресить. За ним кликнула Карна и Желя поскакала по Русской земле, жажду людям мыкая в пламенном роге. Жёны русские восплакались, говоря: уже нам своих милых лад ни мыслью помыслить, ни думою сдумать, ни глазами не увидеть, а золота и серебра меньше того не подержать. А застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов напастями; тоска разлилась по Русской земле, печаль обильная течет среди земли Русской; а Князья сами на себя крамолу ковали; а поганые сами победами нарыскивая на Русскую землю, взымали дань по белке от двора. Ибо те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, уже ложь пробудили, которое до того усыпил было отец их Святослав грозный Великий Киевский. Грозою своею; прибил своими сильными полками и булатными мечами; наступил на землю Половецкую; притоптал холмы и овраги; возмутил реки и озёра; иссушил потоки и болота, а поганого Кобяка из лукоморья от железных великих полков половецких, как вихрем исторг: и пал Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святославовой. Тут Немцы и Венецианцы, тут Греки и Моравы поют славу Святославу, корят Князя Игоря, уже погрузившего богатство на дне Каялы, реки Половецкой, русское золото насыпав. Тут Игорь Князь пересел из седла золотого, а в седло Кощеево; приуныли ибо городов забралы, а веселье поникло.
