1. Инструментальный метод в детской практической психологии
На сегодняшний день обсуждается применение инструментального метода в детской практической психологии. Этот метод, который предложил Л.С. Выготский в качестве исследовательского историко-генетического метода для изучения развития ребенка в онтогенезе, рассматривается как формирующий метод для развития познавательной мотивации и произвольного поведения у детей.
Инструментальный метод предполагает использование психологического орудия, или инструмента, который является искусственным образованием, социальным по своей природе. Психический акт, протекающий с использованием психологического орудия (инструмента), называется инструментальным актом, который всегда представляет собой опосредованное поведение.
Методика развития познавательной мотивации и произвольности применяется в случаях нарушения естественного хода их развития у детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста, выполнена в русле инструментального метода и основывается на следующих положениях [2].
Для искусственного развития познавательной мотивации необходимо создавать ситуацию, в которой узнавание или усвоение ребенком чего-то нового становится средством удовлетворения сильной непосредственной потребности в положительном эмоциональном общении со взрослыми. Таким образом, для удовлетворения потребности ребенку приходится выполнить ряд действий (осуществить цель), которые связаны с познанием. Затем наступит момент, когда результат действия, или достижения цели, оказывается более значимым для ребенка, чем мотив, который реально побуждает это действие. В этот момент происходит сдвиг мотива на цель, и образуется новый мотив. В конкретном случае это познавательный мотив, поскольку действие (цель) связывается с познанием.
Для развития произвольности в учебе необходимо наличие соответствующей мотивации, которая будет побуждать ребенка к достижению положительного результата в указанной деятельности. В качестве такой мотивации используется сильная непосредственная потребность в положительном общении со взрослым, удовлетворить которую ребенок может только в случае качественного выполнения действий, которые не имеют для него самостоятельной побудительной силы. Реализовать это он может только при условии управления своим поведением, т.е. при условии преодоления импульсивного и произвольного проявления. Это является первичным проявлением произвольности. Вторично произвольность активируется проявившимся новым познавательным мотивом, который побуждает ребенка к достижению успеха в решении поставленной задачи, что возможно опять-таки только при управлении своим поведением, которое подразумевает преодоление импульсивного проявления произвольности [2].
2. Феноменологическая диагностика психических расстройств
Дифференциация психического расстройства, как по отношению к другим, так и в соответствии с психической нормой, неразрывно связана с проблемой психопатологического метода. В данном контексте представляется важным мнение В.П. Самохвалова (2010), подчеркивавшего одну из ведущих проблем. Она заключается в отсутствии наглядных, иконических знаков, которые доступны объективной регистрации с помощью инструментального, лабораторного, генетического и прочих методов исследования, т.е. тех, которые соответствуют «золотому стандарту» диагностики. Психопатологический метод не может претендовать на этот «золотой стандарт диагностики», поскольку имеет ряд концептуальных ограничений:
1. нередко сам пациент затрудняется реализовать в словах свои переживания по причине отсутствия специфической терминологии не только в его в лексическом словаре, но, порой, и в языке в целом (в особенности это относится к тонким, пограничным нарушениям сознания и самосознания);
2. имманентная полисемия расставляет другие акценты при анализе полученной от пациента информации.
В результате подобного двойного субъективизма исходная информация искажается до степени, которая лишает всякого смысла дальнейшую ее трактовку, а понятия, которые характеризуют диагностику, («информативность», «различительная способность», «надежность» и «воспроизводимость») могут восприниматься лишь в контексте грустной иронии [6, c. 507].
В большой степени именно поэтому феноменология (психиатрия «понимания») была фактически вытеснена психиатрией «объяснения», которая строилась на общем принципе трех логических ступеней:
а) выявление знаков (симптомов), которые являются общностью первого порядка;
б) выявление, комплекса знаков (синдромов и нозологических единиц), которые являются общностями второго и третьего порядков;
в) процесс интерпретации смысла выявленных знаков (психоаналитическая, биомедицинская и т.д.).
При этом, необходимо учитывать, что большинство симптомов представляют собой конвенциональный, то есть установленный в результате соглашения, знак. Это, в свою очередь, приводит к разночтению и различной оценке специфики симптома. Также, необходимость использовать для нюансировки состояния отдельных больных ограниченными рамками набор терминов, которые входят в состав разработанного психиатрического лексикона, ведет к тому, что одни и те же симптомы (синдромы) в одних случаях являются стержневыми (определяющими суть болезни), в других – второстепенным, что исключает возможность их трактовки в качестве специфических (патогномоничных).
3. Генеалогический метод в психологии
Генеалогический анализ, по определению, позволяет изучить наследственный фактор с помощью родословной. Название метода происходит от гр. genealogia – «родословная, вспомогательная историческая дисциплина, которая изучает историю рода». Генеалогия является наукой о родословной человека, интерес к которой до 20 в. представлял собой описание родственных отношений, при этом только именитых людей. В это время создаются специальные родословные книги для их семей. С развитием генетики (а потом и психогенетики) метод родословной активно использовался для выявления определенных психологических признаков, которые были обнаружены в ряду поколений. Необходимо отметить, что именно в данном случае находится самое уязвимое звено психогенетики, потому что все еще нет однозначного ответа, что именно относить к психологическим признакам и как их распознавать. Исследователи семейных историй вместе с психогенетиками пытаются не только найти такие признаки, но и найти ответ на вопрос о принципах, механизмах их передачи из поколения в поколение.
Различные психоаналитические теории придают огромное значение той роли, которую оказывают на судьбу человека его родители и прародители. Кроме их прямого и непосредственного влияния определенное влияние на жизнь детей, потомков оказывают и семейные сценарии предков, пристальное внимание которым стали уделять совсем недавно. В середине 20 в. эту проблему стали активно изучать западные семейные психотерапевты и клинические психологи, которые внесли неоценимый вклад в развитие генеалогического (семейного) анализа. В России генеалогическое исследование долгое время проводились только внутри медицинского направления. Идеи, которые не соответствовали материалистическим принципам, как правило, не считались научными и не принимались к рассмотрению.
Совершенно иную картину можно наблюдать в настоящее время: психотерапевты, семейные клинические психологи, семейные консультанты довольно активно используют генеалогический анализ в своей практике. Появляется все больше свидетельств, научных доказательств тому, что существует передача «невидимого», ненаблюдаемого признака, но пока абсолютно непонятно, каким образом это происходит. Ответы на некоторые вопросы, которые касаются данной проблематики, можно найти в судьбоанализе Л. Зонди [4; 7], семейных системах М. Боуэна, в трансгенерационном методе – методе базовой наследственной передачи неосознаваемых семейных программ, который был предложен Анн Шутценбергер [8], В. Де Гольджаком [3] и др. При этом, ученые признают, что механизм передачи таких признаков неизвестен, непонятен.
Возможности метода, его диагностическая и практическая ценность, по мнению В. Де Гольджака, заключается в том, что человек, который знает историю семьи, прошел через ее анализ, может заново отыскать свое место в ней, понять, что от него зависит в настоящем, а что нет. Метод способствует завершению незавершенных дел: своих, своих близких и далеких предков. Работа над семейной историей может благотворно влиять на новое видение этой истории. Она перестает быть грузом, который хочется бросить, но страшно утратить корни... Теперь это только прошлое. Оно недоступно, и там ничего не изменить. Это совсем не предполагает отказ от прошлого, его обесценивание. Без знания истории прошлого, памяти о нем, человек, по выражению Де Гольджака, обречен оказываться в генеалогический тупике: у него как будто то вообще отсутствует прошлое, он приговорен жить только настоящим. Нет семейной памяти, нет опоры и нечего передавать дальше. Его история начинается с него самого, что было ранее – неведомо.
